«Пора занимать места в первом ряду». Шрайбман дал первое интервью о личном — и о том, как люди из режима готовятся провожать Лукашенко

Герои • Ирина Михно

Кто такой Артём Шрайбман, читателям KYKY объяснять не нужно. Но вот как так вышло, что он не побывал ни на одном протесте? Как изменилась его жизнь после рождения дочки Евы – прямо в разгар августа 2020-го? Откуда взялась каста чиновников, которые верно дышат в спину Лукашенко? В этом интервью Шрайбман многие вещи говорит впервые.

Мы встречаемся в Киеве – Шрайбман приходит в цветочной рубашке и с коляской в руках. Вот что июльская жара и политический кризис делают с аналитиками. Артём сразу извиняется, что они опоздали, потому что «дочь отказывалась есть». Они с его женой Викой Луд расспрашивают меня про жизнь в Киеве – редакция KYKY выехала еще в августе 2020-го. Тогда же у Артёма и Вики родилось «дитя революции» – Ева.

Я вспоминаю времена, когда Вика работала в KYKY и уходила из редакции как раз тогда, когда выходила замуж и уезжала с Артемом в Англию на учебную программу. Шрайбман в ответ шутит, что поставил Вику перед выбором: либо он, либо KYKY. И рассказывает, что свою свадьбу они отмечали ровно четыре года назад в львовском баре «Мазох». Но скоро разговор всё равно возвращается к нынешней реальности.

Часть 1. В которой Ева уезжает из Беларуси

KYKY: Вика, насколько по шкале от 1 до 10 ты в шоке от переезда?

Вика Луд: Меня давно тяжело чем-то шокировать. Честно, в Минске уже задолбали вопросом: «А когда вы уедете?». Все знакомые спрашивали об этом, что начинало раздражать, хотя мы понимали, что вопрос логичный. Но у нас был принцип – мы остаемся до последнего, пока не будет реальной угрозы.

KYKY: Как в семье обсуждался отъезд? Это было парное решение: остаёмся и ничего не постим в соцсети?

Вика: Мы начали поднимать эту тему еще августе, когда стало понятно, что ситуация затяжная. Стоп-кран дернули и, конечно, мы думали, что и нас заденет какой-нибудь волной: неизвестно, кого из чиновников Артем бесит. При этом мы оба были за то, чтобы как можно дольше не уезжать. Помню, еще шутили с Адаркой Гуштын (журналистка TUT.by, жена главреда «Нашей Нивы» Егора Мартиновича. Интервью записывалось до того, как Егора избили на допросе, а редакцию «НН», как и большинство оставшихся в Беларуси медиа, зачистили – Прим. KYKY), кто из нас пробудет в Минске дольше. В итоге выиграла подписка о невыезде, под которую попал Егор.

Я постоянно «проверяла температуру», спрашивала у Артема, безопасно ли нам остаться. Он все время отвечал: «Я же ничего плохого не делаю». – Ну, если не делаешь, тогда ладно! (смеется) На самом деле, мы, наверное, очень наивные – когда все случилось, у нас не было ни паспорта у ребенка, ни чемодана. Возможно, это было легкомыслие. Либо дело в психологии – мы шли в отказ и не хотели признавать реальность. Как только соглашаешься, что угроза есть, начинаешь жить в постоянном напряжении, ждешь, когда что-то случится.

Артем Шрайбман: Мы готовились к обыску. Компьютеры старые унесли из квартиры, не хранили наличные дома.

Вика: Вынесли личный архив со старыми детскими фотографиями, свадебными. Это вещи, которые могут использовать против вас – и это больнее всего ударяет. 

А потом мы посмотрели эфир на ОНТ с Протасевичем – и достаточно легко собрали вещи. Артем уехал первым, я осталась, чтобы сделать Еве документы. Подумала, что вернусь нескоро, поэтому еще окна помыла (смеётся).

Артём: Всё, что всплыло обо мне, когда я решил уехать, было известно еще в декабре (речь про участие Артема в закрытом чата Love Hata, где также были Антон Мотолько и Роман Протасевич – Прим. KYKY). И раз я тогда остался, другие подробности об этом чате не стали бы серьезной причиной, чтобы уехать. Ничего преступного обо мне там нельзя было найти. Естественно, я не ожидал, что Рому попросят наговорить выдуманной информации. Это как быть готовым к тому, что тебе подкинут наркотики, – невозможно. Поэтому ты либо находишься в эмиграции, либо живешь с осознанием риска. До определенного момента я жил по второй модели.

Наверное, кто-то на моем месте уехал бы еще в августе, а другие остались бы и сейчас и, возможно, сели. Для меня же именно в этой точке истории угроза стала очевидна. Что интересно, с моими родителями у нас совпало осознание ситуации. Первый раз они написали, что стоило бы уехать, именно в тот вечер, когда я сам это решил.

KYKY: За последний год вы и сами стали родителями.

Артем: Прямо на пике прошлогодних протестов.

KYKY: Не представляю, что чувствует человек, у которого появляется ребенок, когда вокруг такой ад.

Артем: Когда люди начали волнами уходить в депрессию – в воскресенье подъем, всю неделю упадок – у меня сохранялись позитивные эмоции как раз благодаря ребенку. Они сглаживали все стрессы, весь негатив. Я мог уйти в родительство как в терапию.

KYKY: Когда и как вы решили, что дочь будут звать Ева?

Вика: Имя придумала я. Давно решила, если у меня будет дочь, назову ее Евой. Уже когда была беременна, на третьем или четвертом месяце, мне приснился сон: я рожаю, а в больнице никого нет, потому что все ушли на марш. И никто не может принять у меня роды. Рассказала об этом даже врачу, но он ответил, мол, не переживайте, в роддоме всегда кто-то есть. В результате Ева родилась в воскресенье в два часа дня.

Потом завертелась вся эта история с картиной Сутина. Мы подумали и решили, что раз уж это дитя революции – пусть будет Ева. Чему быть, того не миновать.

Артем: Под мою фамилию подобрать имя ребенка непросто, а Ева отлично подходит.

KYKY: Значит, ты не спорил с выбором Вики?

Артем: Да я эту историю только что узнал! До этого думал, что это наш консенсус (смеются).

KYKY: Вы же понимаете, что в Беларуси будет очень много Ев, родившихся в 2020-м?

Артем: Но это не повод называть ребенка Тракториной!

Часть 2: В которой аналитик не ходит на протесты

KYKY: Когда я уезжала из Минска, там оставалось много моих друзей, работал «Ў» бар – да много чего работало. Это был живой город, в котором Максим Знак еще был на свободе, а у людей была надежда. Из какого города уезжал ты?

Артем: Очень гнетущий город. Люди в подавленном состоянии, многие живут ожиданием стука в дверь. Неприятно в этом признаваться, но мне полегчало, когда я от него избавился, приехав сюда. Буквально в первые дни в другой стране ты понимаешь, что весь последний год жил в абсолютно неестественном состоянии.

Фото: Александр Зенькович

Кстати, уже в Киеве, буквально через две недели, как я сюда приехал, была интересная ситуация. Поздний вечер, звонок в дверь, смотрю в глазок – стоят два космонавта с калашами. Я сразу подумал, что и тут меня нашли. Оказалось, я неправильно отключил в квартире сигнализацию, что мы сразу и выяснили. Украинские полицейские такие вежливые – просто зайки. И топтать в квартире не хотели, и извинились, что придется квитанцию за ложный вызов выписать. После такого общения понимаешь, что за формой стоят люди, с которыми тебе было бы нормально пообщаться и вне контекста сигнализации. Про наших силовиков я такого не могу сказать.

KYKY: Уверена, в начале 2020-го ты представлял себе его совершенно иначе. Каким? Думал, что выборы снова будут скучными?

Артем: Да, в начале года так и думал, но уже весной стало ясно, что краски сгущаются. И я начал писать тексты о том, что будет жарко. По-моему, первый раз в марте сказал, что на нас движется политический шторм. Это было в колонке на TUT.by (царствие ему небесное, хочется добавить, но надеюсь, что все воскресится). Когда вокруг блогеров – не только возле Тихановского, но и других – начали собираться люди, стало понятно, что растет протестное настроение. О том, что у нас формируется новый феномен (политические блогеры, которые будут движущей силой этих выборов), я говорил своим клиентам где-то с февраля-марта. Уже в июне написал, что, кажется, будет кровь.

KYKY: Когда ты это осознал не как политический обозреватель, а как обычный беларус Артем? Я вот, когда пишу про очередной треш, в моменте не думаю, что он и меня касается – это осознание приходит позже. 

Артем: (задумывается) В этом ракурсе впервые я подумал о том, что в ситуации есть и мое личное преломление, когда узнал, что мы ждем ребенка. Стало понятно, что нужно соблюдать некие меры предосторожности, чтобы у дочери всегда было двое родителей. Я начал думать, в какие районы по каким дням в августе мне не стоит ходить.

В моей истории было несколько важных точек. Первая – когда в конце осени информацию о чате слили в публичное пространство. Тогда я начал понимать, что могу стать объектом репрессий, хотя раньше и мыслей таких не было. Я знал, что нахожусь далеко не на первом фланге, и даже если начнут идти по аналитикам и блогерам, передо мной будет много более радикальных и оппозиционных в своих высказываниях людей. Я понимал, что начнут не с меня.

KYKY: Если вспомнить события годичной давности, Бабарико ведь тоже думал, что его не заберут.

Артем: Не думаю, что Бабарико был наивен. Он прекрасно понимал, что его могут арестовать. Возможно, он не ожидал, что это произойдет до выборов и, по аналогии с прошлыми кампаниями, считал, что основные репрессии начнутся после 9 августа. Но в остальном Бабарико прекрасно осознавал риски и отдавал себе отчет, куда идет. Я это понял, взяв летом у него интервью, когда уже начались обыски в домах его коллег. Честно, о Бабарико у меня практически никогда не было впечатления как о наивном человеке. Всё он понимал.

KYKY: Я скорее не про наивность…

Артем: (перебивает) Ира, тут другое. Действуя подчеркнуто по закону, ты показываешь лицо «власти». Думаю, Бабарико делал ставку именно на это и понимал, что если станет реальным политическим вызовом, то снятием с выборов не ограничится. И у него был настрой таким вызовом стать.

Своей максимально безопасной и законной кампанией ты вовлекаешь в процесс предельное количество человек, сотни тысяч за тебя подписываются – возможно, даже те, кто раньше был аполитичен. А «власть» реагирует на это арестами – и людей это мобилизует, злит, заряжает на борьбу. Я не считаю такую тактику наивностью и верой в закон. Хотя, как и все мы, Бабарико недооценил степень брутальности, на которую «власть» будет готова пойти.

Виктор Бабарико на суде/ Фото: Reuters

KYKY: Ты всегда говоришь, что не вовлекаешься в протест, иначе не сможешь писать про него. Когда ты принял решение не ходить на марши и не делать об этом личные посты в соцсети?

Артем: Еще когда был в журналистике – эта привычка оттуда. Если журналист хочет быть объективным, хочет, чтобы ему доверяли, он не может заниматься политикой (Артем видит, что я еле сдерживаю смех: он говорит о том, что главред KYKY выбрала другой путь – Прим. KYKY). Смешно звучит, да? Настя Рогатко, привет тебе.

Эти границы во времена революции, войны действительно стираются – и тебе сложно удерживать объективность. Но у всего есть своя цена. Если ты становишься на сторону добра, люди, которые симпатизируют другой стороне, очень скоро перестанут тебе доверять, отличать твои мысли от пиара политиков. В Беларуси, по факту, это уже произошло, но в мирное время подобное было бы недопустимо. Например, для TUT.by, где я работал, было бы за гранью отталкивать часть своей аудитории только потому, что редакции симпатична определенная политическая сторона. Хотя всегда было понятно, что в этом СМИ, как и во всех независимых медиа, 95% сотрудников с продемократическими взглядами. Но показывать это нужно было по минимуму, а лучше и вовсе не светить, потому что у СМИ другая миссия.

Я могу допустить, что во время войны в моральной дилемме могут быть изменения, но мне повезло не работать журналистом в войну. И даже в революцию.

И, уже будучи аналитиком, я понял: если хочу, чтобы мои слова воспринимали как аутентично мое мнение, надо продолжать в том же духе.

KYKY: Ты хоть раз выходил на протесты?

Артем: Я проходил рядом с протестами – мог с ребенком по улице гулять, когда шел дворовой марш. Целенаправленно на акции не ходил. После выборов мое решение было связано с тем, что я не хотел сесть и оставить жену одну с ребенком на 15 суток или даже больше. Кроме того, у меня есть обязательства перед моими клиентами – регулярно отправлять им аналитику. Мне кажется, я делаю больше для демократизации Беларуси, будучи на свободе и высказываясь, чем молча и сидя в тюрьме. Это первая причина. Вторая – я не считаю, что можно одновременно быть  комментатором матча и футболистом на поле. В том числе, потому что, бегая по полю, ты перестаешь видеть картину целиком.

KYKY: Артем, нет ли в этой позиции попытки самооправдаться?

Артем: Может, я не знаю. Если и есть, то она бессознательная. Но мне кажется, мой подход вполне себе последовательный, и он всегда был таким.

KYKY: А какие ситуации с начала 2020-го лично для тебя выходили за грань допустимого: пытки августа или огромные сроки в судах?..

Артем: (перебивает) Люди все равно не досидят свои сроки, даже Северинец свои семь лет не отсидит, поэтому эти циферки меня никак не трогают. А вот в августе, когда начались разгоны со светошумовыми гранатами, а по соседнему от нас дому стреляли из помповых ружей, у меня был эмоциональный шок. Я со своего балкона видел, как несколько молодых парней около остановки изобразили сцепку, там же выгрузились омоновцы и начали этих ребят дубинками избивать. Когда ты наблюдаешь такое рядом, это шокирует и нервирует – прежде всего, из-за чувства беспомощности. Сразу после этих событий я писать ничего не мог. Мне нужно было пару дней, чтобы выдохнуть и стабилизироваться.

KYKY: Сколько друзей не экстремистов и не террористов у тебя осталось?

Артем: Много (смеется), у меня есть и неполитические круги общения. Слово «друг» – очень дорогое для меня. Таких людей в моей жизни, может, всего до десяти человек, и все из них на свободе. А в чате, который мы обсуждали, скорее были приятели, знакомые, коллеги. Назвать их друзьями было бы чересчур.

KYKY: На ОНТ Роман Протасевич говорил про твое участие в этом чате – это испортило твою репутацию? Может, отменились какие-то контракты?

Артем: Как только уехал из Беларуси, два заказчика прибавилось, и я уже отправил им несколько новых продуктов. Надеюсь, что пребывание вне дома не скажется на моем видении процессов – это то, чего я больше всего боюсь. Но я не заметил репутационных проблем. И, знаешь, даже если бы сказанное Протасевичем было правдой, сомневаюсь, что кто-то из моих друзей, клиентов и коллег стал бы меня осуждать.

Артем Шрайбман

KYKY: Можешь рассказать, кто твои клиенты?

Артем: В основном это посольства ключевых западных стран. Есть несколько международных организаций, НГО, несколько политических фондов и даже пара физлиц, которые живут не в Беларуси.

KYKY: Этот проект приносит тебе основной доход? Сколько вообще зарабатывают политические аналитики?

Артем: (смеется) Я не знаю. Оплата за подписку на мою аналитику приходит вперед за какой-то значимый срок, поэтому бывают месяцы, когда платежей нет или, наоборот, приходит сразу несколько. Сейчас я зарабатываю лучше, чем когда работал в журналистике. Посчитать цифры, а тем более рассказать их – это было бы слишком лично.

Всего у меня около 25 клиентов, на сайте проекта есть все расценки – можно взять среднее число и посчитать. Это не весь мой доход, так как у меня есть еще расходы на бухгалтера, подрядчиков и так далее, но примерное представление о порядке цифр составить можно (по подсчетам редакции, выходит примерно 2700 евро за 25 месячных подписок – Прим. KYKY).

Часть 3: В которой чиновники занимают места в первом ряду

KYKY: Зимой 2019-го в интервью KYKY ты говорил о росте качества беларуской дипломатии. Обманулись ли твои ожидания от Макеев-Румасов, которые тогда казались либералами?

Артем: Если говорить конкретно про Макея – пожалуй, да. Я соглашусь с его бывшим подчиненным, дипломатом Павлом Мацукевичем, который сказал, что у Макея был шанс войти в историю, а он решил из нее выйти. Думаю, в середине августа у него были душевные метания, он взвешивал все «за» и «против» и принял решение, которое принял. Это было для него тестом, и мы поняли, что для человека важнее. Хотя многие думали, отчасти – и я, что у Макея есть система нравственных ориентиров, которая отличается от «власти». Но он – часть этого организма. И для меня это стало открытием – и не только на примере Макея, но и многих других в бюрократии.

Это моральный релятивизм, когда ты дистанцируешься от того, что делают коллеги, и говоришь: «Все, конечно, плохо, но это же не я людей бил». И ты принимаешь решение остаться в системе, чтобы ее гуманизировать, вести ее, как тебе кажется, в нужную сторону. Количество людей, включая Макея, которые смогли себя в этом убедить, стало для меня сюрпризом.

KYKY: Макей времен тепличного 2019-го и сейчас – это разные политики?

Артем: Мне сложно назвать Макея политиком, пока он все еще чиновник. Хотя у него есть задатки для политической карьеры. Он по типажу даже напоминает мне Путина – довольно сдержанный чиновник с силовым прошлым, который кажется тихим серым кардиналом. В процессе на таких людей может нарастать харизма – Путин как раз из невзрачного политика стал многолетним автократом крупнейшей страны в мире. Мне кажется, Макей может повторять этот путь, но у него уже возраст не тот, ему седьмой десяток лет пошел. Хотя что за эйджизм, Трампу сколько уже, 80? А он все еще что-то планирует (Дональду 14 июня исполнилось 75 лет – Прим. KYKY).

KYKY: При этом Макей был флагманом когда-то прогрессивного МИДа. А сейчас читаешь релизы этого ведомства и задаешься вопросом: а это точно не пост  «Советской Белоруссии»?

Артем: Потому что теперь прогрессивность не востребована. Макей – очень конъюнктурный человек. Он понимает, что сейчас никому не нужны его публичные попытки сгладить углы и наладить отношения с Западом, уже не нужно быть человеческим лицом этой «власти». Более того, за подобные попытки сейчас могут подозревать в нелояльности. Так что с позиции сохранения себя «там», Макей всегда вел себя абсолютно правильно. Каждый соревнуется, какую еще преподнести жертву на алтарь вождя. МИД же может участвовать в этом только своей риторикой, отсюда и пресс-релизы про ось, которая вероломно ввела санкции, и остальное.

KYKY: У меня ощущение, что многие чиновники стали чаще светиться, хотя раньше сиять мог только один политик. Почему?

Артем: Некоторые осознают, что конец «власти» Лукашенко уже скоро, значит нужно занимать места в первом ряду. Поэтому мы видим [депутата Андрея] Савиных, который сильно активизировался в публичном поле. Макея, ставшего менее скромным и регулярно раздающим большие интервью. Он даже на ОНТ с женой пришел, хотя для беларуского чиновника это редкость – показывать супругу, да еще и в совместном интервью.

Я не утверждаю, что у конкретно этих людей есть политические амбиции. Но думаю, они понимают: залогом их выживания в будущем станет то, что сейчас они на виду. Им нужно застолбить место под солнцем в будущей конфигурации. Ведь они считают, что транзит власти будет управляемым и что Лукашенко будет выбирать условно новое политбюро.

KYKY: Эйсмонт и Кочановой это тоже касается?

Артем: Если говорить про Кочанову, ей поставили такую роль – ездить на места и «тушить пожары», общаться с людьми напрямую. Она же считает, что если люди протестуют, они просто глупенькие и не поняли чего-то. Насчет нее у меня сомнений нет. Это понятно из сливов разговоров со студентами, где она на голубом глазу говорит: «Вы просто не понимаете, как вас любит власть, как вам повезло». Про Эйсмонт ничего сказать не могу – она для меня довольно загадочная фигура, и есть ли у нее амбиции за пределами Лукашенко, я не знаю.

KYKY: Если транзит власти пойдет не по провластному сценарию, люди из ближнего круга Лукашенко смогут его предать?

Артем: Те из них, кто амбициозен и действительно хочет стать политиком или управленцем в будущей Беларуси, – безусловно смогут. Гайдукевич, например, или тот же Савиных. Про Макея не скажу, он все-таки 20 лет доказывал свою верность. Как показывает практика падения тоталитарных режимов, когда лидер оказывается один в бункере, в конце концов его предают все – из соображений самосохранения. С вождем остается только личная гвардия: телохранители и те, кто не представляет себе другой жизни или не может на такую рассчитывать. Возможно, еще часть силовиков будут рядом до последнего.

Не знаю, придет ли Лукашенко к ситуации бункера, когда перед каждым чиновником станет выбор, предавать его или нет, но если такое произойдет, уверен, большинство из них уйдет.

KYKY: А к чему придет страна, когда/если Лукашенко максимально приблизится к бункеру?

Артем: Это уже приводит к все более не просчитанным решениям. Пандемия, выборы, из последнего – самолет Ryanair. Ну как можно было не оценить последствия? Неужели Протасевич стоил секторальных санкций? Сомневаюсь, что кто-то, кроме нескольких полковников КГБ, ответил бы положительно, даже сам Лукашенко. Но именно так авторитарные режимы деградируют и падают, когда начинают отрываться от реальности. Ниточки обратной связи обрываются постепенно. Сначала ты устраняешь выборы, потом убиваешь СМИ и независимые соцопросы, затем начинаешь убирать от себя людей, которые могли возражать внутри системы, и оставляешь только тех, кто целует руки и говорит, какой ты классный. Постепенно набирается теплая ванночка, из которой и делаются все ошибки.

Поэтому уже сейчас у нас Запад – это третий рейх, оппоненты – это опухоль. Риторически (не хочу сказать, что это произойдет) мы оказались в предвоенных временах. То, что и как показывают по белТВ, не отличимо от языка вражды, который был в Руанде за месяц до геноцида.

KYKY: Сейчас, наверное, у каждого беларуса есть фантазии о верхушке власти в новой Беларуси. Кто-то видит Бабарико или Латушко президентом, другие – Тихановскую, но в качестве лица парламентской республики. Видела шутки, что если Светлана с Виктором разберут вакантные места, Павел вернется в Купаловский. Какой будущую власть видит аналитик Шрайбман?

Артем: Думаю, у Бабарико есть очень неплохие шансы возглавить страну. Это стало ясно еще во время избирательной кампании, да и сейчас, судя по опросам, Виктор – самый популярный альтернативный кандидат, популярнее Лукашенко. Если не расплескает это доверие, у него будут все шансы. Латушко тоже вполне может показать себя в конкурентной политике как харизматик. У него есть определенное апеллирование к женской аудитории – мне кажется, это во многом женский кандидат. Все зависит от того, как карта ляжет. В политике много случайностей: люди, в которых никто и никогда бы не заподозрил руководителей, часто выходят на первые позиции. Поэтому, возможно, сейчас даже на радаре нет будущего президента Беларуси.

Я думаю, это избрание произойдет не сразу после Лукашенко: второй президент, вероятно, будет из команды первого. У системы есть и, скорее всего, будет достаточно ресурсов, чтобы подготовить преемника и устроить контролируемый транзит власти, даже если он будет сопровождаться кучей стихийных событий и революционным подъемом.

KYKY: Ты лично, беларус Артем, кого хочешь видеть в роли руководителя Беларуси?

Артем: Я хотел бы видеть систему, где фамилия человека, который формально ее возглавляет, не имеет значения. Это парламентская демократия или что-то вроде того, где есть защита от дурака. Я не думаю о личностях, я думаю об институтах, которые смогут сдерживать любые порочные позывы любого политика. А на время переходного периода можно поставить любую компромиссную фигуру, да хоть Румаса – мне неважно. 

KYKY: Но ведь от этой фигуры как раз зависит, как будут и будут ли строиться эти институты.

Артем: Да, и мы не представляем, кто построит их лучше. Светлана кажется честной, по-своему мудрой, эмпатичной женщиной. Но откуда нам знать, как бы она проявила себя в роли реального руководителя реальной страны? И как ее личные качества, позитивные в жизни, эксплуатировали бы люди вокруг нее? Мы ничего не знаем, поэтому я не могу сказать, что человек с такими моральными принципами, как у нее, – идеальный президент.

Хотя, как раз такой человек, как Тихановская, – в теории, лучший вариант руководителя в переходный период. Это человек без личных политических амбиций, задача которого – построить институты и уйти.

KYKY: К слову, когда Зеленский шел на первый президентский срок, он тоже хотел что-то построить и уйти. И что мы сейчас видим? Кто это у нас на второй срок в Украине намекает?

Артем: Об этом и речь. Нужен человек, у которого точно не будет политических амбиций. В этом смысле подходят, вероятно, заслуженные деятели культуры.

KYKY: Что-то мне подсказывает, что Латушко как раз очень амбициозный человек.

Артем: Деятели культуры, которые не успели стать политиками. В Чехии, например, был [писатель, драматург, который стал последним президент Чехословакии и первым президентом Чехии Вацлав] Гавел. Речь про тех, у кого уже есть авторитет за рамками политики, есть настолько огромный кредит доверия, который будет страшно расплескать нечестными политическими играми. Например, кто-то вроде Светланы Алексиевич, кому уже не хочется что-то доказывать миру и заработать как можно больше денег – человек, который выше этого. Найти такую персону на переходный период было бы идеально. И я понятия не имею, подходят ли под это описание Тихановская, Бабарико или Латушко. И не узнаю, пока не увижу.

KYKY: Если у чиновников (или экс-чиновников) Лукашенко возникнет желание заниматься политикой и дальше, у них будут шансы?

Артем: Если переходная фигура будет из демократического лагеря? Конечно. У системы Лукашенко есть электорат, и ему нужны люди, которые будут представлять его интересы на политической арене. Возможно, это будут и новые лица, но у сегодняшних медийных чиновников уже есть запас авторитета. В будущей конфигурации власти должны быть представлены все фракции. Если партия условного Гайдукевича станет единственным представителем этого строя и будет иметь свои 25-30% – это будет абсолютно правильно. Демократия – это не только механизм принятия хороших решений, она нужна еще и для того, чтобы все люди чувствовали, что их интересы представлены. И «ябатьки», и «сторонники перемен».

Не должно возникнуть ситуации, которая произошла в Украине, когда значительная часть людей на Востоке или в Крыму почувствовали, что новая власть их не представляет – как до этого чувствовала другая половина страны. Поэтому (в том числе) я выступаю за парламентскую республику.

Часть 4: в которой у Шрайбмана появляются (и исчезают) политические амбиции

KYKY: Артем, почему именно Киев? Прямо сейчас есть два европейских города, заряженных беларуской политической повесткой.

Артем: В Киев было проще приехать мне и моей жене, у которой не было шенгена. Сюда будет проще приезжать моим родителям, чтобы навещать внучку. Это основные причины, к тому же в Украине дешевле, чем в Литве или Польше. В общем, выбор был абсолютно утилитарный – я подумал и решил, что эта страна для меня пока комфортнее всего. Возможно, если мне разонравится Киев, я перееду в Литву, Польшу или еще дальше. А ехать куда-то с политическими задачами – равно присоединяться к каким-либо офисами. Но я к этому не стремлюсь.

Вика Луд и Артем Шрайбман

KYKY: Ни с НАУ, ни с офисами Бабарико и Тихановской ты сотрудничать не хочешь. А тебе предлагали?

Артем: Мне предлагали сотрудничество все сегодняшние и прошлогодние оппозиционные штабы, кроме коротко жившей кампании Сергея Тихановского.

KYKY: Был момент, когда ты мог согласиться?

Артем: Эдуард Бабарико написал мне максимально душевное сообщение, предложил встретиться. Я понимал, для чего нужна эта встреча, но он так красиво это завернул (из Эдуарда получился бы отличный продажник), что я подумал: отказывать сложно. Но отказал. Отказывать остальным было намного проще. И я делал это, прежде всего, потому что не хотел потерять репутацию: шагнуть из политики обратно в аналитику сложновато.

KYKY: Хорошо, если тебя поставят перед выбором: стать советником президента в новой Беларуси или остаться независимым аналитиком, какой будет ответ?

Артем: Сейчас первый вариант мне не интересен, но мои интересы могут поменяться. Я не исключаю для себя похода в советники политиков в будущем. Просто сегодня в этой сфере я чувствую себя некомфортно – даже советы нормально давать не умею. Скорее буду сидеть в штабе и говорить, почему то или иное решение не сработает, чем объяснять, что нужно делать. Таким людям не стоит ходить в советники (смеется). Но никогда не говори никогда: я учился на юриста, а стал журналистом, после ушел в аналитику – и все это произошло в течение десяти лет. Еще через десять лет я сто процентов буду заниматься чем-то новым.

KYKY: В Беларуси вы с Викой планировали новоселье. Что будет с ним теперь?

Артем: Все будет нормально. Новоселье подождет столько, сколько понадобится.

KYKY: Ты готов строить жизнь не в Беларуси?

Артем: Нет. И вряд ли придется – нет в запасе у этой «власти» бесконечности. Думаю, мы находимся на финальной стадии ее жизни. В историческом смысле осталось недолго – я допускаю, что ситуация может затянуться еще на 1-2 года, но не на долгие годы. Даже «власть» начинает это осознавать.

KYKY: В 2019-м ты говорил, что не считаешь себя жертвой репрессий. Твое мнение изменилось?

Артем: Абсолютно нет. Смешно говорить обо мне как о жертве репрессий, когда мы с тобой сидим в киевской квартире, а в Беларуси тысячи людей сидят в тюрьме. Какая жертва? Меня никто пальцем не тронул, даже дело не завели. А мой вынужденный отъезд – это ничто по сравнению с тем, через что проходят другие люди. Жалеть себя за то, что успел уехать… Кто-то прямо сейчас страдает намного больше.

KYKY: И финал нашего интервью – блиц. Поехали: Вильнюс или Варшава?

Артем: Вильнюс. Это более родной для меня город, еще в студенчестве ездил туда на семинары. А Варшаву я не до конца понимаю.

KYKY: Самый умный человек, с которым ты когда-либо общался?

Артем: Я столько интервью взял... Ладно, продолжая нашу тему, один из топа точно будет Виктор Бабарико. Не скажу, что он в этом списке №1, но Виктор действительно очень умный человек, который глубоко смотрит на вещи. Банально можно было бы назвать и Светлану Алексиевич. Правда, у меня с ней есть некоторые философские разногласия, но это мелочи жизни. Так что и ее можно в этот список.

KYKY: Работать с Тихановской или с Латушко?

Артем: Не думал в этом направлении. Наверное, я выбрал бы Тихановскую по принципу того, что она, в отличие от Латушко, не заявляет, что хочет остаться в политике, – и мне это импонирует. А чересчур амбициозные люди меня смущают.

KYKY: Вернуться в Беларусь завтра или не возвращаться в нее никогда?

Артем: Если выбирать между вариантами никогда не возвращаться домой или отсидеть и выйти – конечно, я выберу отсидеть.

Если вы хотите больше личных интервью с умными беларусами, поддержите KYKY – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. А если любите отношения без обязательств – сделайте быстрый донат на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).
Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

«На свалках хорошо — чайки кричат, будто на море». Пост дня: правила жизни бомжа Бори на Окрестина

Герои • Денис Дудинский

Ведущий Денис Дудинский, который покинул Беларусь из-за преследования, до этого успел провести несколько недель на Окрестина. За последний год в тюрьмах и СИЗО нашей страны можно было встретить абсолютно разных людей – но и «завсегдатаи» оттуда не исчезли. Так Денис познакомился с Борей – о котором и написал свой пост.